посмотреть все статьи

Пока не прозвучит рожок

Галина Иванова
Статья опубликована в приложении к журналу "Родина", "Былое", № 77, 1998 года

100 лет назад екатеринбурженки поднимались ни свет ни заря. Играл пастуший рожок, и подпаски отгоняли скотину от обывательских дворов к выделенному Городской управой месту. Пастьба длилась с 1 мая по 1 октября, и все это время над городом витали пастушьи рулады. Скотину сдавали не абы как - каждую коровушку содержатель пастьбы вносил в «шнуровую книгу», где указывались ее приметы, стоимость и сумма, полученная за выпас. К концу XIX века на 5492 дома приходилось 3183 коровы и 3479 лошадей. Всего же домашних животных было 10492 головы.

Скотину собирали не позже 6 часов утра, чем и был вызван столь ранний подъем хозяек. Вернувшись в дом, начинали стряпаться: доставали из загнетки покрытые золой угли, топили русскую печь. На выметенный пихтовым помелом под садили ржаные и пшеничные булки, калачи. Ставили на стол самовар. Противопожарные правила того времени запрещали греть самовар вне комнат. Не дозволялось также ходить со свечой без фонаря или керосиновой лампой на чердаки, в конюшни, сараи, сенники, кладовые, погреба и другие домашние строения и тем более курить. Поскольку большая часть зданий строилась из дерева, требования эти не были чрезмерными. «Каждую четверть года должны быть осматриваемы печи, топившиеся хозяйками и поварихами регулярно, "Дымовые трубы вычищались однажды в месяц, поэтому трубочисты часто попадались на екатеринбургских улицах. Не редкостью было увидеть и водовоза. Город пил много воды. Город мылся в банях (их было 2915), стирал белье, варил пиво и делал еще много такого, для чего требовалась вода. Рано поутру поднимался Моисей Абрамович Костин, по происхождению крестьянин Кыштымского завода, запрягал свою савраску и выезжал с бочкой вместе с пятью десятками сотоварищей к Малаховскому ключу. Бочка у Костина была желтого цвета, «с постоянно запертой крышкой на шарнирах, снабжена для накачивания воды луженой воронкой».

Общественных водозаборных колодцев и ключей имелось одиннадцать, но самый большой - Малаховский, с паровой водокачкой и ежедневным расходом воды от 400 до 500 бочек. Вода сливалась через кран, «зимой же она могла быть доставаема через верхнюю крышку ведром непременно вполне чистым». Для хозяйственных надобностей воду брали из пруда и реки. Водовозы заезжали в реку у городской плотины или со стороны Тарасовской набережной и черпаками сливали воду в красные бочки. Надо заметить, что городские власти стремились оградить водоемы от загрязнения путем категорического воспрещения «спускать из частных бань, помойных ям и ретирад нечистоты в уличные канавы, пруд, реку Исеть и во все притоки ея, а также заливать навозом и снегом пруд, берега и речки».

Увы, медленно привыкал городской народ к санитарии, хотя ведь ясно было предписано: «Отходы накапливать и вывозить в ночное время с 1 апреля по 1 октября с 10 часов вечера до 6 часов утра, с 1 октября по 1 апреля с 9 часов вечера до 7 часов утра за город, на указанные места». Но бывало и так: протащится по Главному проспекту ассенизационный обоз из 4-5 лошадей, и «прохожие, зажимая нос от смрадного запаха, спешат скорее подальше». Днем на улицах стояла тишина: «редко протащится лошадка, запряженная в телегу, и опять тихая сонливость», и только на Главном проспекте, на Покровском и Арсеньевском да около рынков небольшое движение. Народ с окраин днем трудился. На «огненных работах» было тяжело: вальцовщики у стана, литейщики, молотобойцы быстро «израбливались». При резке сутунки одежда на рабочих тлела от жара, пота и соли. Вся механизация - вага да лом. И такая работа доставалась не всякому. Был в городе железоделательный завод, где обязанности уставщика выполнял Пимен Петрович Огарков, человек, как говорили рабочие, «пузатый, на дело туповатый, на одну ногу хромает, а дел заводских не знает». Так, у него, чтобы записаться «в расписание», надо отдариться деньгами, вином, рыбой. Не брезговал и сеном, и овощами. У кузнецов был особый оброк - в понедельник они должны были принести «нарочито выкованный топор». Рабочие так и называли подношение - «понедельничек». Не принес - ступай в очередной «гуляй», отгул, значит. Вроде бы и неплохо, но семью надо кормить.

Поденщина в зависимости от квалификации колебалась от 50 копеек у чернорабочего до полутора рублей у хорошего слесаря, токаря, каменщика. Пуд муки 1 сорта стоил 1 р. 50 коп., пуд картофеля - 65 копеек, ведро коровьего молока - 60 копеек. Не надо сбрасывать со счета и наличие собственного огорода, коровы и хрюшек в подсобном хозяйстве. Не шикуя, семья из 5-7 человек жила на такую зарплату.

Город наш, надо признать, был не особенно рабочим. Промыслами и тяжелым физическим трудом занималось 26% населения, служба и свободные профессии становились уделом 38,5% горожан. В Екатеринбурге проживало много чиновников, купцов, учителей, мелких торговцев. Их обшивали и обували местные портные и сапожники. В оркестрах играли собственные первые и вторые скрипки.

Народонаселение не только работало, но и отдыхало. Большой популярностью пользовалось катание на лодках. Доплывали до Генеральских дач или Зимняка, высаживались на берег. Подскочит иной парнишка: «Барин, можно лодку покараулю?» И караулит, пока господа отдыхают. Вернутся, сунут пацану пятачок или гривенник, купит он на эту выручку «сахарную бабу или гитару» и доволен.

Визовские, с Опалих, ходили сюда по праздникам. На гулянья собиралось много компаний: ставили самовары, разводили костры, выкладывали нехитрую снедь. И уже заливается гармошка, веселье идет вовсю, пляшут, поют где-то «Коробейников», где-то «Когда б имел златые горы». А если на Зимняке Пожарное общество устроит свой праздник, так гулянью нет конца. Бывало, соберется группа ребят, начнет игру «Разбойники». На атамане - кольчуга с золотистыми наклейками, на голове шишак, красная рубаха, черный пояс, широкие штаны - черные или синие в сапогах, в руке сабля. И есаул хорош - серебристая кольчуга, кинжал за поясом, да остальная ватага под стать: в красных, синих парусиновых рубахах, у некоторых с вышивкой. На ногах сапоги или лапти с онучами. Усы и бороды делали из кудели, брови мазали углем, щеки - красной бумагой. И так они иной раз раззадорят народ, что набросают им и конфет, и денег в есаульскую папаху.

У неженатых парней было еще и такое развлечение - «холостяжник». Подвыпьют парни и - айда по улицам шататься. С гармошкой и непристойными частушками. Вид задиристый, картуз на затылке, пиджак на левом плече. Дело доходило до драк. Обычно опалихинские дрались с мельковскими. Визовские - они всегда были задиристые, правда, ВИЗ в состав Екатеринбурга тогда не входил, к городу он присоединился только при советской власти.

А вот что было распространено среди обывателей - так это вечерки. Собирались на какой-нибудь квартирке парни с девчатами, разговаривали, присматривались, потом начинались танцы под гармонь, краковяк, вальс. Через три-четыре танца затевали игру под песни «Ой ты, рыбочка-окунечек» или «Я на стулике сижу, слезы катятся». Работала «почта» - напишет парень записку своей симпатии, отдаст почтальону, тот вручит адресату. И обязательно спляшут потом «барыню» и кадриль.

Выпивки на вечерках не полагалось (только по поводу рекрутчины или сватовства), а вот угощение для барышень - обязательно: орехи, семечки, чай с конфетами. Выпить на неделе рабочему человеку было затруднительно: торговые заведения, поставлявшие крепкие напитки «на вынос», начиная работу с 8 часов утра, заканчивали ее к 7 часам вечера, т.е. ко времени окончания рабочего дня. Правда, мироеды типа Пимена Огаркова с железоделательного завода в день выдачи расчета открывали свои личные закрома, памятуя о жизненной установке трудящихся, что «выпить с устатку не вредно».

Впрочем, можно было душевно отдохнуть и в пивной лавке или в погребке «для распивочной продажи русских виноградных вин». Торговые заведения этого типа закрывались в 10 часов вечера. Владельцы по-русски трепетно относились к захмелевшим посетителям. На приказчиков возлагалась обязанность «наблюдать за тем, чтобы в заведении не напивались до беспамятства. Если же, однако, окажется такой посетитель, то он не может оставаться на крыльце, в сенях или на улице, а должен быть доставлен домой, если известен его адрес, или передан полиции».

И вот вышел, к примеру, мещанин с Колобовской своими ногами из погребка и мирно побрел домой по улице, залитой лунным светом. 355 керосиновых фонарей зажигались только 15 августа и тускло маячили ночами до 1 мая следующего года. Расход на фонари был немалый: «стоимость одного освещения от 8 до 10 рублей».

09.04.2006