 |
|
|
||||
Железный караван Земледельцы итожат прожитый год, когда убран хлеб, скотоводы - когда по головам посчитан приплод. Заводским же уральским людям столбик году жизни назначен был в дни, как вскрывалась ото льда река Чусовая, и по вешней воде отходили в Россию два каравана – казенный и демидовский. Тот каждогодний счет времени начался на Урале в 1731-м и длился больше полутора веков. А кукушка тех часов куковала на чусовских пристанях. Демидовской пристанью в ранние времена была Курьинская, казенной – Уткинская пристань, или попросту, Утка. Каждый год ранней весною все дороги края сходились не в Екатеринбург, а в Утку. Крестьяне Уткинской слободы сколачивали и конопатили пятиугольные плоскодонные коломенки и барки, нанимались в кормщики и водоливы. Но еще больше нанимались в караван пришлые отовсюду люди, которых в Утке, как и во всех портах во все времена, было без счета. Счета, впрочем, вели здесь многие - одни на бумаге, другие в уме. Один счет для доклада в Екатеринбург, другой - так, для себя. Первый пристанский управитель, пленный швед Шедаль, успел столько «про себя» насчитать, что расследователи после смерти его только за головы хватались: это вот взятки, ясно, это от караванов утаено - тоже понятно, это - мраморную залежь нигде не объявленную разрабатывал покойник, ладно, а вот это и это откуда? Во времена Шедаля, в 1720-е, караваны снаряжались еще не каждый год, и вели их купцы-подрядчики, сторговывая почти половину товара на Макарьевской ярмарке. Старые казенные заводы немного тогда приносили прибытка, а новые генерал Геннин только еще заводил. А как завел, так стало это все намного серьезнее, ибо железо пошло настоящее, большое. Железо и медь. Тогда подошло время решать, какой металл выгоднее стране - казенный или демидовский. Казенные караваны повели теперь казенные люди, однозначно понимавшие слово «долг». Сразу после Нового года в Обер-бергамт в Екатеринбурге являлись подрядчики и назначали свои условия, как возить груз с заводов. Условия записывали. Зажигали свечу в полено толщиной, горела она ровно сутки. Пока свеча горела, мог прийти другой подрядчик и назвать цену повыгоднее. Как сгорит - все, под договором ставили печать. Потом начинали возить железо и медь со всех заводов. Принимали на весовой в Утке целовальники из грамотных крестьян. Посылали рекрутов на плотбище готовить лес, сплавляли его плотами на пристань, где строили коломенки и барки. Потом загружали суда, следили за Чусовой, выбирая момент, как можно будет отойти. В засушливый год приходилось поднимать плотину и выпускать пруд казенного Полевского завода с притока Чусовой, и на той волне идти до Камы. Снаряжением каравана руководил ежегодно назначаемый член Обер-бергамта. А командовал караваном, вел его до Москвы и Петербурга армейский или горный офицер, лично подчинявшийся генералу Геннину. Определяли в караван и военную команду: по одному на коломенку с железом, пятерых - на медь. Сплавщиков на первых двух участках пути, до Васильева Луга на той же Чусовой и до Лайшева-городка в низовьях Камы, числилось до полутысячи и больше. На каждый участок нанимались и лоцманы. Еще в караванную команду входили подьячие и целовальники-сдатчики. Имелись и пушки: речные ладейные разбойники на вольной Каме не переводились никогда. А еще везли в караване деньги. Много денег - подушный сбор со всего горнозаводского Урала и сумму на расходы в пути: закупать снасти и нанимать работников. В 1731 году отошел от Утки казенный караван гитен-фервальтера Никифора Клеопина. А через год из каравана пришло известие: в ночь на 14 апреля на Вышнем Волочке учинился пожар. Денежная казна спеклась в серебряные слитки, растеклась по чугуну, испарилась. Началось следствие: взаимные оговоры, очные ставки, кнут, рваные ноздри, ссылки. Теми же днями в предыдущей, еще доведенной подрядом, караванной казенной партии в закупленном полосовом железе английские купцы обнаружили брак. Англичане сказали примерно так: и сами будем знать, и других известим, что надежные люди в этой стране - одни только Демидовы. Идите-ка вы с вашей казной... Заволновались заводские управители, мастеровые и работные люди. Дольше года расследователи терзали народ по всем казенным заводам: кто, когда, почему недоглядел. В тот год ни окладов своих, ни задельного жалованья люди, имеющие дело до железа, не получали - все ушло на штрафы. Тогда же ввели должность независимых ни от кого браковщиков. Наиопытнейшие мастера наблюдали теперь, как ссыльные трижды с размаху бросают полосовое железо о наковальни. И если ломалась полоса, замечали клеймо мастера и назначали плату вполовину. А если дважды ломалась - не платили вовсе. И не дай было Бог принять браковщику брак. Он-то отвечал не кошельком, а спиной своею. ...Когда приспело время нового каравана, все понимали: это будет жуткий рейс, слишком многое поставлено на карту. Слишком многие мечтают избавить царский двор от мыслей о заводах казны, желают взвалить на себя ее хлопоты. О бедах демидовских или строгановских, или осокинских заводов кто знает, кроме екатеринбургских командиров? Кем подсчитано, сколько тратится из казны в счет их долгов? О бедах же казенных заводов знают и помнят все. Словом, все теперь зависело от каравана 1733-го года, от удачливости его командира и верности команды. Управителем назначили самого опытного караванщика, каптенармуса Тобольского полка Ивана Клепикова. Из всех казенных людей ему одному довелось проводить караван (в 29-м году) и вернуться. На строительстве Екатеринбурга Клепиков командовал нарядами крестьян. Теперь ему предстояло доказать, что горные заводы имеют право быть под казной, и по каким-то причинам нельзя их отдавать Демидовым. 7 апреля вручили каптенармусу стандартную инструкцию: «Поступать тебе со всяким прилежанием в пользу интереса Ее Величества, за что имеешь ожидать награждение. Но противо ж того за всякие прегрешения и слабую команду -суда по Ее Величества указам». В тот же день принес каптенармус присягу в церкви святой Екатерины, поцеловал крест и подписался под словами: «Обещаюсь и клянусь всемогущим Богом пред святым Его Евангелием в порученном мне деле исполнять нелицемерно». 1 мая Чусовая вскрылась. На воду спустили все 30 коломенок, погрузили по 6200 пудов на каждую, кроме одной. Ее должен был загрузить медью Ягошихинского завода, уже на Каме, тамошний управитель шведский капитан Берглин. А на Утке стало известно, что нет охочих людей наниматься в караван. Слух о следствии над командой Клеопина прошел за год по всей России. Плетей никто не хотел получить. Обычно нанимали пришлых людей с паспортами, а всех прочих, беспаспортных гулящих, брать в казенную работу строго-настрого запрещалось. Всего требовалось 500 человек и оставалось наряжать местных приписных в ущерб всем другим заводским работам. Вскоре вскрылись случаи найма крестьянами сплавщиков за себя - за плату, превосходящую казенную. Батоги доставались и наемщикам, и нанимателям. И ко всему - новая напасть: в ту весну драгунам здешней роты не выдали жалованья. Набрали из них тридцать шесть человек с капралом Степаном Черепановым, вполне законно обозленных на весь белый свет. 10 мая караван отплыл. Через два дня на канатах обогнули страшный Волегов камень, прогромыхали по каменным переборам и, на удивление, не угробили ни одной коломенки. 7 июня добрались до Лайшева. Отсюда наряженные крестьяне возвращались восвояси, отсюда нужно было нанимать по 300 сплавщиков из охочих людей с паспортами по участкам хода. 23 июня добрая весть пришла из Казани: разгрузили заказанную здесь черную жесть. Итак, военная команда враждебно относилась к управителю, наемщиков с паспортами было не сыскать, а нанимать беспаспортных не велела инструкция. А караван к зиме должен был, кровь из носу, дойти до Волочка и, по возможности, без потерь. И прибыть хоть на день, хоть на час раньше каравана демидовского, который азартные приказчики гнали по пятам вслед, стремясь показать всему свету, с кем надо водить дружбу в этой стране. Каптенармус Иван Клепиков довел караван в целости, хоть никто уже не скажет, чего это ему стоило. Сидел на самой первой коломенке, и ему видно было, как на идущих следом свободные от смены сплавщики не смеют варить пищу в чугунных котлах, разложив костры прямо на железе, как то бывало в прежние рейсы. 5 октября казенный караван прибыл на Волочек, почти на сотню верст опережая демидовский. Кто теперь скажет, какая меж ними была гонка. 6 октября начали разгружать караван на зимовку, обносить выгруженное железо забором и покрывать деревянной крышей. В тот же день Клепиков слег от болезни. А 9 октября покончил с собой. Безусловно, в караване полно было беспаспортных, через день или два началось бы следствие, и караван задержали бы надолго, разворовали бы наполовину. И демидовские люди на месяцы опередили бы казну. Из Петербурга возвращался тогда шихтмейстер Бухвалов, что благополучно довел караван 32-го года. Ему пришлось задержаться на Волочке и сменить больного, который не мог уже за всем уследить. А смерть последнего смогла помешать закрутиться следствию. Капрал Степан Черепанов писал в Обер-бергамт: «Октября 6 дня каптенармус Клепиков заскорбел и лежал в болезни по 9 число. А 9 числа во дни во втором часу зарезал сам себя ножом по горлу. И при том при свидетелях сказал, что зарезался от мысли, а государева интереса ничего не похитил». Каптенармуса похоронили при Николаевской церкви Вышнего Волочка. Иван Бухвалов в следующем сезоне проводил караван до Петербурга, вернулся на Урал и получил заслуженное награждение. Управители двух следующих караванов приходили на могилу Клепикова, но в обычай это не вошло. Старший сын его, Степан, также служил казне и вел свой караван двадцать два года спустя. Младший сын Алексей, не помнивший отца вовсе, вел караван тридцать восемь лет спустя. Как и отцу, им не было дела до чужих споров, им оставалось однозначно понимаемое слово «долг».
|
||||
|
||||